Я никогда в контрреволюционной] организации не состоял, работал честно, цех[,] которым я руководил, программу всегда выполнял, от ранее данных мною показаний я отказываюсь, они у меня добыты путем морального и физического воздействия со стороны следственных органов.
В первый день ареста следователь НКВД УССР — БЕЛЕНЬКИЙ меня всячески оскорблял словами и предупредил, чтобы я давал показания о контрреволюционной] деятельности и шпионской работе, когда я возразил следователю, что я шпионом не был и вредительством не занимался, то следователь БЕЛЕНЬКИЙ и СКВИРСКИЙ стали меня избивать.
Врагом народа и Советской власти я никогда не был. Причину ареста вначале объяснял недоразумением, но положение, в котором очутился, заставило меня подумать, что это не советские органы ведут следствие, а что-то другое.
Дорогому Товарищу Сталину.
Примите пожалуйста меня лично.
Это необходимо или поручите переговорить, тому кому Вы лично доверяете.
Или я схожу с ума или действительно не все ладно.
Михаил просил меня тоже лично и я звонила 22 августа после катастрофы, просила соединить меня с Вами по телефону, но мне ответили что соединить не могут. Написала Н. И. Ежову — ответили болен.
Я измучилась.
Каждый новый день подчеркивает ужасную трагическую ошибку, но мне нет выхода — хотя бы работа!
Враги народа, орудовавшие в органах НКВД, расстрелявшие и осудившие многих честных, преданных советской власти людей, во многих местах, с Вашим приходом в НКВД, расшифрованы и получили свое возмездие.